В этой благодатной среде очень хорошо себя чувствуют создатели новых страшных сказок об “архитектурных монстрах” угрожающих Киеву. Живем и строим в том же “духе”

Проблема дальнейшего развития Киева обросла целой бородой самых разнообразных мифов и недоразумений. “Энтузиазм” коммунистической религии в душах многих людей заменили страх перед будущим и растерянность перед растущим культурным влиянием Запада. В этой благодатной среде очень хорошо себя чувствуют создатели новых страшных сказок об “архитектурных монстрах” угрожающих Киеву. Можно сказать, что борьба с “архитектурными монстрами” стала основным занятием для киевского Управления охраны памятников истории и архитектуры, а аргументация ее работников все больше напоминает риторику религиозных (или большевистских) проповедников, исполненных предвидением близкого Страшного (народного?) Суда. Стиль речей “борцов за светлый образ Киева” представляет собой смесь клише из большевистской прессы периода борьбы с “безродным космополитизмом” (деление по непостижимым признакам на “наше” и “не наше”, намеки на заговор против родного города могущественных темных сил, обвинения архитекторов в том, что они управляютс, купившими их хозяевами — денежными мешками) с риторикой какой-то странной религиозной секты (призывы создать из Киева второй Иерусалим, предупреждения о грозящей городу духовной катастрофе, если построить тот или иной объект, тенденция объявлять вполне светские (например торговую Бессарабку) места святыми. Впрочем, все имеет свою историю. Примерно за два десятка лет (1890-1910 гг.), Киев из форпоста России на юго-западе империи и места размещения известных монастырей православного христианства превратился в крупный город восточной Европы.

Это была эпоха невиданной урбанизации, новаторства в технологии строительства и архитектурных стилях. Мировоззрение киевского образованного общества (говорить об идеологии всего общества той эпохи просто бессмысленно) было европоцентристским, прогрессивным (считалось, что новое лучше старого) и рациональным (высокая общественная оценка труда архитекторов была нормой). Архитектурные творческие споры велись очень корректно и вежливо. Уважительное, честное отношение к оппоненту было возведено в ранг принципа, через который не мог переступить никто, каким бы маститым архитектором он ни был. Очевидно, передаваясь из поколения в поколение, предание о “золотом веке” киевской архитектуры постепенно трансформировалось в “былинное сказание о старом Киеве” и стало неким подобием религии, со всеми ее атрибутами. Как в любой религии, период разброда и шатаний в ней быстро закончился, и у руля основного течения культа оказались энергичные “духовные лидеры”. Движение приняло “канонические” формы, а критическое осмысление истории киевской архитектуры, как необходимый инструмент для правильного понимания современных процессов в архитектуре, заменилось “непререкаемыми” утверждениями о величии и непревзойденности (или, наоборот, никчемности) творений того или иного архитектора “древности”. Например, при обсуждении какого-либо проекта на градостроительном совете начальник Управления охраны памятников Р.И.Кухаренко при обосновании невозможности его реализации, как один из основных аргументов может привести тот факт, что маэстро Николаев так никогда не строил. В итоге, для изучения (вернее славословия) оставили не настоящую историю нашей архитектуры, а ее приукрашенную торжественным слогом “древнюю” мумию, которую высокопарно назвали “Духом города”.

Именно в недрах группы лиц, профессионально занимающихся Духом, и возникла, сначала довольно туманная, а сейчас уже вполне оформившаяся концепция, сутью которой является вера в то, что Дух окончательно оформился к началу двадцатого века, не приемлет для себя ничего нового и отторгает любые “варварские вторжения” всех непосвященных в сложный культ своего почитания. Сейчас в Киеве есть настоящие “специалисты” по архитектурной духовности и нравственности. Есть и свои методы проверки архитекторов на предмет угодности Духу города, и практика вызова (или забвения, это зависит от необходимости) для помощи в творческих разборках “образов великих предков”. Классический пример обращения к таким образам — дело художника Мурашко.

Когда обсуждалась возможность реализации потенциально очень выгодного для города проекта строительства гостиницы “Хилтон”, противники этого проекта как один из главных аргументов приводили то, что в доме, от которого осталась одна только полуразрушенная стена, и рядом с которой после реставрации за счет инвестора должна была разместиться гостиница, жил великий художник Мурашко. Утверждалось, что строительство гостиницы нанесет украинской культуре непоправимый урон. После того, как вопрос о строительстве гостиницы был снят, о судьбе творческого наследия Мурашко полностью забыли. Сейчас на месте дома Мурашко строят жилой дом, от которого, будем надеяться, образ художника не пострадает. Основной линией поведения поклоняющихся Духу есть неприятие творчества современников. Для них центр Киева давно уже стал кладбищем архитектурных идей, где властвует Дух, и появление на городском силуэте чего-либо нового и неожиданного для них оскорбительно и недопустимо. Говорить о серьезном намерении поклонников Духа содержать центр в образцовом порядке будет, конечно, явным преувеличением.

У них нет на это средств. (Как сказал в своей статье действительный член Украинской академии архитектуры, директор института урбанистики Генрих Фильваров: “Ориентация на сохранение “историчности” ….снижает экономический (рентообразующий) потенциал территории центральной части города, иначе говоря, делает ее дотационной, что становится возможным для городского бюджета лишь при условии чрезвычайно высокой доходности других территорий и высоком экономическом потенциале города и общества в целом”). Чтобы убедиться в этом, достаточно пройтись центральными киевскими улицами и посмотреть на разрушающиеся старые здания. Отсюда вывод — киевских архитектурных мистиков устраивает концепция естественного разложения нашего центра. Вообще, если проявить элементарную смекалку, то все становится понятным — центр города есть территория заповедника “Древний Киев”, и слово “древний” (хотя в “древние” записываются, в основном, дома, построенные в начале XX века) должно понимать как принадлежащий Духу, а значит -неприкосновенный. Дома даже консервировать не нужно — Дух позаботится. Если архитектор-современник предлагает интересный проект для реализации в центре города, то почитатели Духа обязательно его обвинят в том, что он не чувствует “Дух” города или не понимает его “стиль”. (Подобных примеров можно привести целое множество. Самые яркие из них: проект высотного, в 22 этажа, жилого дома на улице Грушевского архитектора Мазура; многолетние споры о дозволенности современного строительтва в Бессарабском квартале; шум по поводу уже построенного офисного центра на Владимирской, 12). Кстати, иногда “мистики” употребляют термины и не из “духовной” области, но они также очень туманны. Если, например, мы попытаемся понять, что же такое “киевский стиль”, то сразу запутаемся.

Люди, употребляющие этот “термин”, никогда не уточняют эпоху или тип здания, которое этот “стиль” подразумевает. Просто изначально считается, что такой “стиль” есть, и он существует как бы вне времени и пространства. (Рассмотрим простой пример. Какое здание лучше всего может дать представление о “киевском стиле”? Церковь Пирогощи на Подоле, Андреевская церковь, красный корпус Киевского Университета, Дом с Химерами архитектора Городецкого или дома архитектора Добровольского на Крещатике? Если все эти здания, вернее направления, которые они представляют, хоть как-то повлияли на формирование таинственного и неуловимого “киевского стиля”, то когда, хотя бы примерно, и по каким причинам это формирование окончательно прекратилось? Иными словами, какое творение рук человеческих раз и навсегда поставило точку в эволюции “киевского стиля”?) Вопросов много. Но, несмотря на это, мы все иногда поддаемся “азартной риторике” жрецов “Духа”.

Мы все иногда чувствуем себя солидарными с “мистиками” в их презрительном отношении к развивающемуся городу. И, хотя, из чувства уважения к предшественникам (или ностальгии по маленьким киевским дворикам нашего детства?) мы соглашаемся, что современные архитекторы “древним зодчим” не ровня, нам искренне хотелось бы знать, когда именно и почему нарушилась связь поколений и современники отреклись от “Духа”. Очень интересно, например, каким образом поляку Генриху Гаю (талантливому автору Бессарабского рынка) удалось постичь “Дух”, а нашему не менее одаренному современнику, родившемуся и проработавшему всю жизнь в Киеве Александру Комаровскому, по словам “мистиков”, почувствовать его никак не удается? Почему другим современным киевским архитекторам “Дух” никак не открывается? Может, им нужно пройти сложный обряд посвящения в великую тайну своего родного города? Наверное, им нужно обратиться за помощью к специалистам по духовности из Управления охраны памятников истории и архитектуры.

Там не откажут в помощи духовно ищущим. Потому что работа у них такая. Стучите и откроется. Эта статья всего лишь ставит вопросы, найти ответы на которые могут только специалисты. Автор не отрицает возможности мистического подхода в современной архитектуре. В конце концов, анализ любого творчества упрется в точку, за которой начинается полная тайн неизведанность.

Однако чем меньше будет ненужной туманности в позиции всех, кто имеет отношение к архитектуре, тем легче будет всем достичь взаимопонимания.