Мужчина сидит недвижно в созерцании ландшафта, простертого перед ним. Японский сад тсубонива

В саду он желал воссоздать новоявленный, осмысленный, сотканный Духом мир, который являлся ему в тенях сновидений прошлого. Одновременно купаясь в очаровании умиротворённого умственного озарения, он тосковал по свободе там, в глубине помещений» Окакура Какудзо Освежающее дыхание утра. Мужчина сидит недвижно в созерцании ландшафта, простертого перед ним.

Высокая кремнистая гора встает громадой на западе. Она так близка, что плеск бушующего у её подножия водопада достигает слуха. Стремительный поток падает в плоскость озера, которое разливается почти до ног созерцающего. Человек следует взглядом вдоль линии побережья, достигая еще спящего в лёгкой утренней дымке леса на другом берегу. Силуэты отдельных деревьев причудливо изогнуты в течение долгих лет под натиском ветра. Их распростёртые в застывшем порыве ветви буквально доносят до слуха мелодию упругих воздушных струн...

Там позади на холме поднимаются высокие кедры, от которых путь приводит к отдаленному храму... За лесом виднеются местности, где однажды хотелось бы побывать. Но для этого сейчас у мужчины уже нет времени. Он берет портфель с документами, говорит жене, что сегодня он будет возвращаться поздно вечером, закрывает за собой ворота сада и быстрыми шагами направляется в поток людской толпы, которая по мере движения к месту его работы все более напоминает муравейник, живущий внутри стальных механизмов... Созерцаемый им ландшафт не был таковым в полном смысле слова, ибо японские сады часто могут умещаться на нескольких квадратных метрах. Воображаемая им «гора» была на самом деле крупным камнем, который он раньше привёз на грузовике. «Водопадом» и «стремительным потоком» были мелкие плоские кремнистые камни и галька, которую он бережно выложил согласно их форм и оттенков. «Озеро» состояло из белого гравия. «Причудливо изогнутыми под натиском ветра деревьями» были несколько искусственно сформированных сосен. «Дальний холм» был составлен из оставшегося крупного щебня и излишков грунта после выравнивания и моделирования участка. «Отдаленный храм» представляла каменная башня, купленная в специализированном торговом центре.

И хотя это, конечно, лишь сад, всё его содержание фактически представляет собой ландшафт и на самом деле является таковым. Наполненный жизнью, одухотворённый, священный, неприкосновенный, ёмкий и многозначный, как сама окружающая природа, этот маленький сад помогает сосредоточиться на внутреннем «Я» и одновременно ощутить свою гармоничную связь с невозмутимостью окружающего вечного мира, оторваться от повседневной суеты, отдохнуть после городского рабочего дня — по ту сторону за стеной сада. Японский сад трудно определить нашими мерками как предмет дизайна или архитектуры, ибо он претендует на более емкое содержание, будучи отражением универсума в сознании человека. Здесь невозможно оперировать лишь совершенством форм и цвета и пытаться рационально по-европейски «поверить алгеброй гармонию». Пространство, время, тишина, нюансы цвета, атмосфера созерцательности — элементы более тонкой сферы, нежели наши пресловутые архитектурные и дизайнерские функциональные либо формотворческие разработки, которые определяют в нашей культуре отношение к саду как к среде.

Формальная красота европейского сада, нарочитый геометризм и нагнетаемая пестрота выдают нескромное стремление человека выделиться и утвердиться в окружающем мире, явить себя «венцом творения» и преобразователем мира (что, кстати, весьма характерно для западного характера). Традиционно в западном менталитете человек и природа противопоставляются друг другу, человек является в мире как бы временным визитером, которому свыше предоставлено право хозяйничать, вмешиваться, «улучшать»...Что было в природе до него, что будет после — предмет, не отягощающий его сознание. В большинстве своём восточные религиозно-философские системы отождествляют человека с космосом рассматривают его как важный и неотъемлемый, но равноправный в отношении к окружению элемент мироздания. Вера в реинкарнацию интегрирует человека в мир, делает его участником и наследником этого мира (ибо кроме этого мира другого не дано...). Японский сад в этом сравнении является единением человека и окружающего мира. Ритмы и формы японского сада символически подражают внешнему ландшафту так естественно, что при этом рука человека стремится быть незаметной. Камни и деревья располагаются динамично и асимметрично, чтобы с непринуждённой естественностью выразить живую природу и ее многообразие.

Здесь преобладают спокойные зеленые, серые и коричневые тона. Лёгкие цветовые контрасты выделяют лишь чередующиеся цветы и плоды, которые знаменуют смену времён года и вносят ощущение цикличности и быстротечности времени. Воображение текущей воды посредством твердой кремнистой поверхности каменных осколков и гравия оживляет мысль и фантазию, умозрительно соединяя противоположности в их взаимодействии. Здесь, в маленьком саду, на ограниченном пространстве вся природа сконцентрирована и философски представлена в полноте тесных взаимоотношений. Древняя традиция японского садового искусства в значительной мере выражает особенность мировосприятия древней японской религии синто, согласно которой весь мир являет собой единую живую сущность и все наполняющие его элементы, включая также и человека, проникнуты единой духовной силой. Среди разнообразия японских садов наиболее популярным и распространённым типом является «тсубонива» — сад малых размеров, ограниченный небольшой территорией приусадебного двора. Как можно догадаться, описанный выше сад как раз относится к этому типу.

Самые маленькие сады «тсубонива» вполне размещаются в узких проёмах внутри зданий, в промежуточных пространствах, между внешними и внутренними перегородками — при условии достаточной освещенности и вентиляции. Особый интерес представляют сады, устраиваемые на крышах офисов и жилых помещений в стеснённых условиях плотной городской застройки. «Тсубонива» не терпит излишнего декора и вычурности и требует небольшого количества элементов. Сад не заполняет всего пространства участка, иначе достоинство сада было бы утрачено.

Этот сад занимает лишь наиболее актуальную часть приусадебного участка, часто непосредственно примыкающую к жилым помещениям. Дом и сад тематически и композиционно связываются друг с другом. Горизонтальные и вертикальные линии конструктивного каркаса дома, его раздвижных дверей и ширм как бы ведут диалог с горизонталями и вертикалями сада, в то же время споря со свободной пластикой естественных форм. Иносказательно эта взаимосвязь и взаимное вовлечение чёткой структурной сетки и свободной подвижной пластики отражают мысль о взаимодействии чётко обозначенного и регламентированного миропорядка с волей свободного случая. Композиция сада «тсубонива» композиционно завязывается на связи «гата» и «тсукубаи» по отношению к дому, вовлекая размеры пространств, рельеф, освещённость участка и направление солнечного света, направление и условия циркуляции воздушных масс, и даже... особенности характера звуков и направления шумов.

Небольшое количество элементов составляется в визуальном взаимоотношении и в логической взаимосвязи друг с другом, и с утонченной тщательностью оформляются соответственно характеру чередующихся впечатлений и мыслей, которые должно пробуждать медитативное созерцание сада. Огонь, вода, камень, дерево (растения) — как соответствия четырем сторонам света, составляющие видимый мир и образующие ткань сада как образного отражения этого мира. Среди элементов сада глаз выделяет основные акценты, на взаимосвязи которых основывается структура подчинённых элементов. Так, ведущими акцентами в саду являются «гата»- каменный фонарь и «тсукубаи»- устройство каменной чаши для родниковой воды.

Эти два элемента символизируют дуализм «инь-ян» и являются, соответственно, основополагающими в восточной сакральной культуре. Огонь и вода, свет и тень, мажорное и минорное, мужское и женское начало...Сад как бы формируется на их взаимосвязи. «Гата»-фонарь — более чем только символ огня, это сжатый символ устройства миропорядка: его отдельные элементы составлены в определенной иерархической последовательности и несут в себе знаки огня (света, мировой души) сконцентрированного внутри объёма, символизирующего Землю, покоящуюся на мировых водах под сенью небес. Это также своеобразный символ Axis Mundi — мировой оси, пронизывающей универсум, вертикаль, имеющая значение «ян», мужское, мажорное начало. Лаконичный набор немногочисленных элементов сада «тсубонива» требует гармоничного отношения между вертикальными и горизонтальными структурами. Более крупные камни полагаются для сопровождения «тсукубаи» и значительно заглубляются в грунт. В зависимости от задуманного образа и характера «тсукубаи» может иметь более или менее выраженную вертикаль или горизонталь, более или менее выраженный геометризм или аморфность.

Однако следует помнить, что «тсукубаи» соответствует воде и, следовательно, имеет значение «инь», женское начало, которому соответствуют минор и горизонталь. Сопровождающие основание «тсукубаи» камни, как правило, только горизонтальны. Основной, наиболее крупный камень полагается для устройства в нём чаши, углубления для воды, которая с непременным живым журчанием переливается сюда сквозь бамбуковую трость. Иногда вода поступает в чашу сквозь вертикальный канал, непосредственно устроенный внутри камня. Камни в зависимости от формы, фактуры, даже от породы и, всего более, — в зависимости от их положения вертикаль-горизонталь могут иметь характер «ян», либо «инь». Эти характеры могут быть выражены более или менее ярко. Выбор растений также не случаен, как и выбор камней и язык их форм. Мужской, мажорной природе «ян» синонимичны более «жизненные», более яркие и теплые оттенки растений с доминирующей вертикалью.

Таковыми, как правило, являются различные клёны и прежде всего — красный японский клен мотиджи, высокорослые формы бамбука (в посадке локальной группой), сформированные выраженной осью некоторые виды сосен, форзиция и т.д. Женской, минорной природе «инь» соответствуют папоротники, хоста функие, нимфеи, плотные кулисы низкорослых форм бамбука окамезаса, шибатеа кумасака, стелющиеся формы можжевельников. Как правило, растения для «инь» имеют более холодные оттенки и более глубокий тон; эти растения как бы более напитаны влагой, более холодны и вызывают более грустное эмоциональное впечатление. Растения характеров «инь — ян» не перемешиваются и не противодействуют общему замыслу, не смешиваются с противоположными знаками и характерами основных элементов сада. Их роль состоит в том, чтобы поддерживать, подчеркивать, сопровождать, усиливать характеры.

Композиция сада подчёркнута ритмами вертикалей бамбука и аукубы и горизонталей мшаника и водных растений. К вертикалям и горизонталям естественным образом добавляются диагонали косо растущих кленов, сосен, азалий. Сад не является застывшим впечатлением природы. Растения вносят в сад жизнь, ощущение её трепетности и цикличности, в связи с чем проявляется ощущение непостоянства, неуловимости момента, ясно определяется ощущение течения времени. Ещё при планировании сада тщательно продумывается его облик в разные времена года. Жизнь японского сада, динамика чередующихся визуальных впечатлений здесь подобны музыке: ахроматическая минорная грусть зимы сменяется изысканно-нежными оттенками весеннего воодушевлённого подъема, затем следует мажорное жизненное торжество яркого насыщенного красками и теплом лета, за которым неизбежно наступает царственная грусть осени. Настроение зимы обладает умиротворенной грустью и складывается глухими тонами темнеющих стволов на фоне увядшей травы.

Зимними акцентами горят на фоне выпавшего снега мерцающие рубины плодов кумаянаги и умемодоки. Трепетная чувственность и мимолетность весны подчёркнута быстротечным цветением нежных оттенков уме — японского абрикоса, сакуры, фуджи — японской глицинии, форзиции, японской айвы. Особенно активны и сильны акценты раннего лета, когда сад озаряется ярким всплеском азалий, оттеняемых глубокой синевой мелколистного самшита. Осень пылает багряными огнями японских клёнов, золотом листьев граба и трехлистного клёна, янтарём плодов айвы на глубоком тёмно-зеленом фоне хвойных. Как противоположность весеннему цветению форзиции, осень вспыхивает фейерверками хризантем. Наконец, человек постоянно вносит штрихи в характер динамики сада.

Зимой сад спокойно спит, часть растений накрыта рисовыми матами и деревянными коробами, которые придают ему фантастический характер. Весной короба и укрытия убирают, в саду появляются горшечные растения и на веранду выносят деликатные бонсаи, сад пробуждается в красках, начинает расти и наполняется звучанием птиц и насекомых. Жизнь человека переносится из внутренних помещений дома непосредственно в сад. Летними днями ширмы и зелень охлаждают сад, а вечерами курится дым, который должен отпугивать москитов. Хозяева предпочитают проводить летнее время в саду: утром встречая зарю, днём отдыхая в тени, вечером наслаждаясь мягкими красками заката, ночью устраивая ночлег на веранде, в непосредственной близости к саду. Осенью в саду заметны некоторые перестановки, ритм жизни замедляется — сад приготовляется к приходу зимы. Чтобы сделать сад более привлекательным и приготовить его к приходу гостей, его как бы ритуально омывают, обильно кропя и поливая водой.

Камни и растения формируют лейтмотив сада и направляют движение к дому сквозь извилистые линии перетекающей воды. Течение воды в японском саду сопровождается постоянным звучанием перетекающих струек, шепотом потоков, скользящих по поверхности камней. Нельзя дважды коснуться одной и той же текущей воды, ибо каждый раз это будет новая, иная вода. Равномерный стук наполняемой водой бамбуковой палочки «шиши одоши» словно маятник отсчитывает утекающее время... В традиции синто [как, между прочим, во множестве других культурных и религиозных традициях народов мира) вода является элементом чистоты, очищения.

Текущая вода охраняет от злых духов, очищает душу и тело. Постоянно текущая родниковая вода многократно огибает участки сада и подходы к жилищу, как бы охраняя и очищая его. Человек, проходя через водный поток по мостику или скользя взглядом сквозь подвижный хрусталь ручейка, очищается и обретает душевный комфорт.

Используется также дождевая вода, стекающая с кровли по особым цепочкам из кувшинчиков и собираемая в ручейки. Однако вода даже может быть только воображаемая, не материальная — виртуальная. Имитация водного потока посредством плоских камней и гальки вошла в традицию японских садов с XIII века как следствие распространения и укоренения в Японии дзен-буддизма. Чопорная простота церемоний дзен-буддизма оказала сильное влияние на японскую эстетику и японское садовое искусство, определив атмосферу изысканной утонченности наряду со строгой простотой и аскетизмом. Влияние дзен-буддизма непосредственно сказалось на развитии традиции чайных церемоний, что существенно повлияло на особенности планировки особых «чайных садов». Однако особенности японского «чайного сада», равно как и традиция самой чайной церемонии, — это уже предмет отдельной темы...